Первый человек. Жизнь Нила Армстронга  - Джеймс Хансен

Созерцание «космического корабля “Земля”», плывущего во Вселенной во всей своей грандиозности, глубоко волновало каждого астронавта лунных экспедиций. «Это была медленно изменяющаяся панорама: вначале вы видите просто линию горизонта, потом она изгибается аркой, эта арка растет и растет и в конце концов замыкается в полный шар, – описывал это Армстронг. – Требования по ориентации корабля в каждый момент полета различны, и не всегда можно наблюдать всю эту смену вида от начала до конца. Но мы определенно видели, как Земля на наших глазах превратилась в шар. Это было поразительное событие – мы покидали планету и понимали, что больше нет физической причины, по которой мы могли бы начать вновь падать на нее когда-либо в будущем. Дальше возможность вернуться зависела только от нас самих, и это было моментом осознания, что выбора нет: все придется делать как следует».

Глядя на остающуюся позади «всю Землю», Армстронг наслаждался своими знаниями географии. На отметке три часа пятьдесят три минуты полетного времени он послал радиограмму: «Вам может быть интересно, что я вижу в нашем левом курсовом окне. Я могу наблюдать весь континент Северная Америка, Аляску, область дальше Северного полюса, к югу вижу полуостров Юкатан, Кубу, северную часть Южной Америки, а дальше мешает край окна».

Чтобы не получилось так, что на одной стороне космического корабля перемерзнут трубопроводы, а на другой из-за солнечного перегрева будет превышено давление в баках, Apollo 11 начал медленно вращаться – в этом режиме солнечные лучи максимально равномерно поглощались всеми сторонами корабля. «Мы вертелись как курица, насаженная на шампур в гриле-барбекю, – объяснял Коллинз. – Если бы мы замерли в одном положении надолго, то могли бы произойти всяческие неприятности». Благодаря этому «гриль-режиму» экипаж получил возможность любоваться невероятной панорамой: каждые две минуты в окнах корабля сменяли друг друга виды Солнца, Луны и Земли. При помощи простого прибора под названием монокуляр, представляющего собой половинку бинокля, путешественники могли видеть больше интересного. Используя его как увеличительное стекло, астронавты по очереди рассматривали разные детали родной планеты.

Уже давно бытует легенда, одна из связанных с космонавтикой, что из космоса можно увидеть лишь два рукотворных объекта – Великую Китайскую стену и огромную плотину Форт Пек в американском штате Монтана. «Думаю, что и то и другое неправда», – сказал Нил. Из положения в пространстве между Землей и Луной «…мы наблюдали континенты, могли видеть Гренландию. Она так же хорошо выделялась своей белизной, как и на глобусе в вашей библиотеке. Антарктиду мы не могли разглядеть, поскольку ее укрывали облака. Африка была хорошо видна, и мы заметили блик солнца на воде озера в ней. Но я не думаю, что мы могли увидеть что-либо из созданного человеком, по крайней мере с моим зрением».

Глядя и невооруженным глазом, и при помощи монокуляра, Нил поражался тому, насколько хрупкой смотрится со стороны Земля: «Не знаю, откуда берется это впечатление, но она выглядит такой маленькой. И знаете, она очень красочная. Вы видите океан на ней и газовый слой – небольшую, совсем тоненькую оболочку вокруг планеты; и, если сравнивать с другими небесными телами, которые часто выглядят куда более массивными и устрашающими, вид такой, будто бы Земле почти нечем защитить себя от удара из космоса». Баз и Майк думали о том же, и в голове База роились мысли по поводу того, как же безумно, что этот шарик настолько политически и культурно раздроблен: «Из космоса Земля выглядит почти невинно и безобидно. Умом можно осознать, что на ней идут войны, но такие вещи невозможно понять на уровне эмоций. Раз за разом думаешь: ведь войны ведутся людьми за территории и границы, а отсюда никакие искусственные границы, проведенные по Земле, не видны».

Затем астронавтам пришло время поесть. Они должны были потреблять достаточное количество воды и от 1700 до 2500 калорий в день. Еще до своего первого обеда, который по расписанию должен был состояться во второй половине первого полетного дня после увода S-IVB и снятия скафандров, экипаж перекусил сандвичами с различными наполнителями из тюбиков. В бортовой буфетной имелись арахисовые кубики, карамельные конфеты, кусочки бекона и сухофрукты.

Впервые в истории американской лунной программы в меню напитков были не только вода и сок, но и вдоволь кофе. Сок не был марки Tang[87]. По двум двухметровым шлангам, которые вели к раздаточным краникам, подавалась холодная и горячая вода. На концах шлангов имелись штуцеры пистолетного типа с кнопкой. Если астронавт хотел пить, он вставлял штуцер в рот, нажимал на кнопку, и его рот наполнялся водой. Если же ему надо было приготовить еду, он вставлял штуцер шланга горячей воды в пластиковый пакет с дегидратированной пищей и трижды брызгал внутрь. Потом пакет следовало размять, содержимое становилось съедобным, и его можно было высосать через трубочку К сожалению, устройство, предназначенное для удаления водорода, растворенного в воде, работало не слишком хорошо. Довольно большое количество газа попадало в еду, отчего астронавтов пучило и они испытывали проблемы с кишечными газами. Олдрин шутил по этому поводу, что ситуация с газами была настолько плоха, «что мы могли вообще отключить ЖРД ориентации и справляться с их работой сами».

Паек оказался достаточно питательным, пусть и довольно безвкусным. Рагу из индейки в соусе и с гарниром перемешали с горячей водой и ели ложками. «Влажные упаковки» с продуктами употребляли как есть, включая ветчину и картофельное пюре. Иногда все члены экипажа если одно и то же, например на второй день полета, когда все питались хот-догами, яблочным муссом, шоколадным пудингом и цитрусовым соком. В другое время, наоборот, у каждого имелся индивидуальный рацион. Любимым блюдом Нила были спагетти в мясном соусе, гратен из картофеля, нарезанный кубиками ананасовый пирог и виноградный фруктовый лед.

Через одиннадцать часов полета экипаж был готов к первому периоду сна. Но уже в 19:52 по летнему времени центральных штатов, за два часа до запланированного по расписанию времени Хьюстон пожелал усталым астронавтам спокойной ночи и прекратил сеанс связи. В сон их начало клонить гораздо раньше. Уже через два часа после старта, до того как началась подготовка к выходу на отлетную траекторию, Нил зевнул и сказал товарищам: «Бог ты мой, я почти заснул». На это Коллинз отозвался: «Я тоже. Отдохну пока немного». Следующие девять часов они боролись с периодически накатывавшей дремотой, пока наконец не пришло время полноценного сна.

Нил и Баз спали в гамаках из легкой сетки, похожих на спальные мешки, которые были растянуты и закреплены под левым и правым сиденьем, – центральный ложемент сложили, чтобы он закрывал упакованные скафандры. Нил объяснял: «Эти гамаки не давали нашим рукам всплыть и во сне случайно нажать на какую-нибудь кнопку или переключатель». В первую ночь пути на вахте стоял Коллинз. Он не спал в гамаке, а парил над левым сиденьем, при этом поясной ремень предохранял его от уплывания прочь, а к уху он прикрепил миниатюрные наушники на случай, если Хьюстон выйдет на связь «ночью». «Необычно, но приятно дремать, когда ничто и нигде не давит на твое тело, – рассказывал Коллинз. – Как будто я попался в легкую паутинку и она держит меня на весу – и я лишь чуть-чуть покачиваюсь, приподнимаясь и опадая в этой ловушке, летя на Луну». Баз испытал то же ощущение, но не Нил, который всегда спал внутри гамака.